Академик Григорий Трубников: в марте на Байкале достроят гигантский нейтринный телескоп

В России 65 лет работает уникальный международный научный центр — Объединенный институт ядерных исследований (ОИЯИ), созданный по инициативе нескольких стран (сейчас 18 государств-членов). В День российской науки, отмечаемый 8 февраля, директор ОИЯИ, академик РАН Григорий Трубников рассказал ТАСС о прошлом, настоящем и будущем института, о том, какими важными событиями порадует нас ОИЯИ в Год науки и технологий, и что сегодня в целом происходит с российской наукой.

Григорий Трубников © Станислав Красильников / ТАСС

— Прежде всего, поздравляю вас c вступлением в должность директора ОИЯИ с 1 января 2021 года. Естественно, первый вопрос о том, какие задачи вы ставите для себя на этом посту? Каким вы видите ОИЯИ в краткосрочной перспективе, к примеру в Год науки и технологий, и через 10–15 лет?

— Спасибо! Я вижу ОИЯИ успешным, быстро развивающимся, ярким международным научным центром, который динамично, а лучше даже опережая, реагирует на вызовы времени, на интересы стран-участниц и особенно страны местоположения — России.

Мы обязаны быть прогрессивной организацией, заглядывающей в завтрашний день, формирующей новые стандарты международного научно-технического сотрудничества. При этом то, чем мы занимаемся, должно быть не только очень амбициозным, но и открытым и понятным обществу. Наша глобальная цель — продвигать высочайшую ценность науки для человечества.

— Чем же интересен ОИЯИ миру и России? Что в ОИЯИ уникального, того, что отличает институт от других таких же международных центров?

— ОИЯИ — это не просто научная организация или исследовательский институт. Это большой интернациональный междисциплинарный центр. Нам часто задают вопросы: вот вы такие же, как ЦЕРН, — а вы лучше ЦЕРНа или хуже? Или вы просто реплика ЦЕРНа? Чем вы отличаетесь от большой национальной лаборатории в любой из ведущих научных держав? Мне кажется, что ОИЯИ — это в первую очередь совершенно уникальная среда, которая притягивает таланты, умы, ученых, инженеров. Среда — это не только сам Институт, это и внутригородская среда — это тоже очень важно.

Ну и в сравнении с ЦЕРН, а нас таких больших и ярких в мире — двое, у ОИЯИ есть определенные, как мы считаем, дополнительные преимущества. Наш институт — междисциплинарный центр, мы ведем международные исследования не только в области ядерной физики и физики высоких энергий, но и в радиобиологии, в области физики конденсированного состояния вещества, в информационных технологиях, в теоретической и математической физике

На самом деле ученому нужно для самореализации несколько ключевых вещей. Первое, что стоит в этом списке, — амбициозная задача. Ученый — это человек, который всегда должен мыслить амбициозно, пытаться заглянуть за границы известного, разобраться в явлениях и законах природы. Каждый амбициозный ученый первым хочет поставить флаг. То есть это вообще где-то в природе у человека заложено — первым забраться на самую высокую гору или первым быть на Венере или на Марсе. Соревновательный дух подстегивает и в науке, он очень правильно ее развивает — ты не закисаешь.

Второе — это условия реализации задачи: приборы, коллектив, доступность данных, которые тебе нужны для эксперимента. Третье — это условия жизни и саморазвития: социальная культура, творчество, спорт, природа, экология и подобное. Как говорят, тут либо пахнет наукой, либо нет. Ведь современный ученый — это в первую очередь многогранно развитая личность, знание нескольких языков, широкая география сотрудничества и научных путешествий по миру, здоровый образ жизни, вовлеченность в образовательную деятельность и популяризацию науки. В этом смысле ОИЯИ — особая международная среда, развитая за 65 лет нашей деятельности, где во главе угла всегда стояла фундаментальная наука, и прикладная наука всегда была непреложным дополнением, параллельным результатом фундаментальных исследований. И всегда здесь, в Дубне, были особенные люди — от ее основателей до тех, кто сейчас держит очень высокую планку.

В 2020 году мы сформировали новую стратегию развития института до 2030 года и далее. Получился свежий, энергичный, небывалого ранее формата документ. Абсолютно синхронизованный с Европейской стратегией развития физики — 2030, другими дорожными картами международных союзов различных областей фундаментальных исследований и, конечно, со Стратегией научно-технологического развития РФ и подобными документами других стран — участниц ОИЯИ.

Новая наша стратегия — про принципы и систему координат, будущий образ лидирующего межправительственного центра 30-х годов XXI века. Мы много времени потратили на прогнозы и анализ нашей деятельности. Опросили старшее поколение, людей среднего возраста и молодых: почему вы остались в Дубне? В основном ответ: «Из-за людей, из-за необыкновенно комфортной среды жизнедеятельности». Это очень важно. Поэтому в каком-то смысле наш институт должен являться законодателем мод в формировании интернациональной среды, платформой для проведения важнейших исследований, наша миссия — в интеграции международного интеллектуального потенциала. Мы не просто международная, мы — межправительственная организация под эгидой правительств стран-участниц. Это очень сильно помогает нам реализовывать научную повестку на переднем крае и по очень многим вещам, что называется, быть в авангарде, создавать наиболее благоприятные условия для того, чтобы люди именно здесь занимались наукой.

— Что в Год науки и технологий вы хотите в ОИЯИ сделать интересного?

— Я бы сказал, что Год науки не должен как-то кардинально отличаться с точки зрения нашей деятельности от обычного, «крейсерского» года ОИЯИ. Кстати, отмечу, что для ОИЯИ этот год юбилейный — в марте нашей организации исполнится 65 лет. Мы реализуем свою научную программу на самом высоком международном уровне, и этот стандарт нужно поддерживать вне зависимости от того, юбилейный год или простой. Но в этот год мы должны как можно больше рассказать о себе и яркими событиями нашей научной жизни уверить учредителей, что институт эффективен. Как бы эти слова громко ни звучали, каждая из стран — участниц ОИЯИ хочет быть в клубе мировых научных лидеров. В 2021 году мы приложим максимум усилий для того, чтобы доказать и показать, что институт создает поводы для гордости, а это — получаемые открытия в физике явлений и новые знания об окружающей Вселенной.

— Можете рассказать о конкретных проектах ОИЯИ, которые в 2021 году могут, что называется, выстрелить?

— Мы развиваемся по семилетнему плану — это принятый в начале 2000-х годов цикл нашего развития. Предварительно программа исследований анализируется всеми странами-участницами, международным ученым советом, в который входят 50 очень ярких умов человечества в области физики и в междисциплинарных областях: выдающиеся ученые, президенты академий, ректоры ведущих мировых университетов, лидеры крупнейших мировых коллабораций, директора национальных лабораторий и институтов. Программа развития ОИЯИ каждый свой цикл проходит максимально независимую и открытую экспертизу, принимается, а мы затем по ней дальше работаем и ее реализуем.

В рамках программы у нас есть несколько крупных проектов, которые расположены в Дубне. Мы их называем «базовые установки ОИЯИ». Кроме этого, у института есть такой очень интересный формат, как «базовые установки в странах-участницах». Ведь ОИЯИ не просто развивает интернациональную научную площадку на берегах Волги на севере Подмосковья, но и создает свои «филиалы», которые вырастают в виде новых экспериментальных установок в странах-участницах.

Например, в Казахстане был создан масштабный исследовательский циклотронный центр для материаловедения и радиационных технологий, ускорители для которого сделали в Дубне и кадры для которого обучаются тоже в Дубне. В Польше сейчас создается современнейшая экспериментальная станция для материаловедения на пучках из синхротронного источника «Солярис». В Румынии мы участвуем в крупном международном проекте по созданию сверхмощного лазера ELI. В Чехии с помощью ОИЯИ был создан циклотрон для ядерной и радиационной терапии — медицинский центр для лечения больных

Если говорить про яркие подобные объекты на территории России за пределами Дубны, то это в первую очередь уникальный телескоп «Байкал», который ОИЯИ создает совместно с Институтом ядерных исследований РАН, НИИЯФ МГУ и рядом других научных центров. Совсем недалеко от Иркутска, на озере Байкал, на 106-м километре Кругобайкальской железной дороги мы сооружаем гигантский нейтринный глубоководный телескоп кубокилометрового размера, который в этом году хотим дорастить до самого большого объема в Северном полушарии. Фактически у нас в стране скоро появится еще одна научная установка класса «мегасайенс», что станет важным вкладом ОИЯИ в программу научных мегапроектов России. Масштабный нейтринный телескоп «Байкал» должен начать работу уже в марте, и это будет одним из знаковых событий в программе Года науки и технологий — 2021.

Напомню, что нейтринных телескопов подобного типа в мире несколько — они все большие: в Средиземном море, в Антарктиде, в Китае и Японии. Их задача — исследовать сигналы от высокоэнергичных нейтрино, прилетающих к нам из космоса, из недр рождающихся или умирающих галактик и различных экзотических звездных объектов. Эти нейтрино несут бесценную информацию об объектах, которые их рождают, проливая свет на загадки возникновения и эволюции нашей Вселенной. Самый крупный на данный момент нейтринный телескоп «Ледяной куб» располагается в Антарктиде и управляется международной коллаборацией. Его эффективный объем — почти половина кубического километра. Телескоп измеряет потоки нейтрино, влетающие из космоса со стороны Северного полюса, пронизывающие Землю и выходящие в районе Южного полюса.

Наш «Байкал» тоже будет исследовать потоки нейтрино, «прошивающие» Землю с Южного полюса и выходящие в Северном полушарии, в районе Байкала. Два крупнейших нейтринных телескопа: антарктический и байкальский — будут, таким образом, создавать полную объемную картину — физики говорят «4p-геометрия» — пронизывающих планету потоков сверхэнергичных частиц. Кроме того, ведь такие нейтрино из космоса, а также нейтрино, рождаемые в недрах нашей Земли, являются еще и своеобразным томографом нашей планеты. Плюс ко всему, этот телескоп является и элементом мониторинга экосистемы самого озера Байкал.

Еще одна яркая страница, которую мы открываем в наступившем Году науки и технологий, — это сверхтяжелые элементы. В Дубне в декабре 2020 года начат уникальный цикл экспериментов на так называемой фабрике по синтезу сверхтяжелых элементов. Напомню, что в таблице Менделеева десять новых элементов в последние десятилетия были открыты в Дубне. И как вклад Дубны в это большое дело в Периодической таблице элементов появились элементы дубний, московий, флеровий, названные, соответственно, в честь Дубны, земли Московской и в честь основателя лаборатории академика Г. Н. Флерова. А самый тяжелый на данный момент элемент №118 — оганесон, в честь ныне здравствующего выдающегося ученого, академика Юрия Оганесяна, лидера этих работ. Несколько лет назад Юрий Цолакович сказал, что неинтересно быть просто мировым лидером, мы должны опережать бегущих на дистанции партнеров не на корпус, а как минимум на круг. И предложил создать установку, которая к моменту запуска будет опережать не на проценты и не в разы, а скажем, в 50 или лучше в 100 раз по параметрам всех наших партнеров и конкурентов. Что позволит нашим ученым в Дубне как минимум лет десять спокойно работать и одновременно думать уже о следующем научном шаге.

Такая фабрика была запущена в прошлом году, на тестовые эксперименты вышли в сентябре 2020 года. В декабре 2020 года мы включили установку уже в крейсерском режиме на программу синтеза новых элементов.

Наша цель — конечно, новые элементы следующего, восьмого периода таблицы Менделеева. Хотим понять, что такое 119-й, что такое 120-й и что такое 121-й элементы

Это будет или линейка элементов в традиционной последовательности, или это будут суперактиноиды, или же у этих элементов будут совершенно неожиданные свойства из-за релятивистских эффектов электронных оболочек, и элементы группы металлов будут вести себя как газ, ну и так далее.

За первые четыре недели работы, к концу января, накопили столько событий, сколько до этого было набрано за десять лет работы установки предыдущего поколения. При этом наша фабрика сейчас трудится вполовину своей мощности, потому что нам важно последовательно и аккуратно выйти на пиковую производительность. И, в принципе, мы были бы рады в Год науки и технологий порадовать научную общественность, например, наблюдениями событий, которые указывали бы на существование новых сверхтяжелых элементов, которых пока в таблице нет. Сейчас у нас все инструменты для этого есть, и пандемия никак не мешает — все осуществляется дистанционно, причем американские, японские и германские коллаборанты участвуют в экспериментах без проблем. Сотни членов коллаборации проводят эксперимент. Более того, в институте мы ни на минуту не останавливали ни научные семинары и конференции, ни защиты диссертационных работ — все онлайн проводится и эффективно. Хотя, конечно, в науке без живого общения никуда. Не сварить полноценный «интеллектуальный бульон» по видеотрансляции: кипеть будет, а вот аромат и вкус — не те.

— Давайте поговорим об установке класса мегасайенс NICA (Nuclotron-based Ion Collider Faсility). Все-таки один из ключевых мировых научных проектов сейчас. Как идет стройка? Есть ли проблемы из-за пандемии? Сформирована ли уже программа научных исследований на коллайдере?

— NICA — сейчас, несомненно, флагманский проект для института. Ничего подобного по масштабам в ОИЯИ не сооружалось, наверное, с 1960-х годов, а в России последний проект подобного масштаба был в конце 1980-х.

По масштабу задействованных ресурсов, людей, предприятий и стран проект NICА действительно уникален. Колоссальная установка сооружается с нуля, фактически в чистом поле в Дубне, по абсолютно новым технологиям, базирующимся на сверхпроводимости, и небывалым точностям к временному разрешению и пространственным метрикам

Основной принцип технического проектирования NICA заключается в том, что проект должен быть самым амбициозным по параметрам не в тот момент, когда он проектируется, а в тот момент, когда он будет запущен в работу. И после этого 10–15 лет проект должен быть абсолютным лидером и в своей нише исследований, и по техническим параметрам. Пока нам это удается.

Надеемся, что в конце этого года сдадим комплекс зданий и сооружений NICA, то есть основное здание коллайдера, туннель, каналы, створы пучковых каналов. Это будет важнейший этап в сооружении проекта. И начнем программу с тяжелыми ионами на втором каскаде, который будет состоять уже из двух сверхпроводящих колец-синхротронов, выдающих пучки тяжелых ядер для жаждущих физиков и биологов. В прошлом году, в ноябре, с участием премьер-министра России Михаила Мишустина мы запустили первый каскад NICA — первое кольцо сверхпроводящего бустерного синхротрона. В этом году мы должны запустить второй каскад уже с бустером и сверхпроводящим ускорителем «Нуклотрон», а также начать физическую полномасштабную программу на пучках из второго каскада. Ну а полноценный комплекс с задействованным огромным и современным коллайдером тяжелых ионов должен заработать в 2023 году. Поэтому вот в 2021 году хотим такую «вишенку на торте» и в честь Года науки показать, но и, безусловно, с точки зрения выполнения обязательств перед странами-участницами, которые способствуют дальнейшему развитию института, что будет крайне важным «верстовым столбом».

У нас на проекте NICA две точки встречи, в которых пучки будут сталкиваться на околосветовых скоростях. В каждой точке — огромный детектор. Один детектор для исследования экстремальных состояний ядерной материи, лабораторных исследований по моделированию начинки нейтронных звезд, то есть разогретой, расплавленной ядерной кварк-глюонной материи. Вторая точка — исследование природы спина ядра, то есть структурных свойств самого ядра и частиц, из которых оно состоит, протонов и нейтронов.

Это совершенно грандиозная задача. Она не дает ответа на вопрос о том, как образовалась Вселенная, как образовалось вещество во Вселенной. Но ее решение дает ответы на вопросы: как устроена ядерная материя, то есть вещество, из которого состоим мы все и окружающий нас мир, какие есть характеристики у этой материи и как ими можно было бы управлять, придавая материи те или иные свойства

Исследования экстремальных состояний ядерной материи — это ключ к альтернативным источникам энергии. Ключ к понимаю того, как можно заставить окружающую нас материю не только давать, но и производить энергию за счет определенных взаимодействий внутри этой материи, как когда-то открыли деление урана и приручили атомную энергию. Точно так же по современным представлениям мы рассматриваем возможность заставить уже ядерную материю — протоны, нейтроны — в определенных условиях генерировать энергию. Это безумно интересно и перспективно. С точки зрения спиновой физики, природа спина — это, конечно, ключ к новым свойствам вещества. Понимая, как устроено взаимодействие внутри протона и нейтрона, понимая, какой вклад в свойства ядерной материи вносит спин частиц, из чего он складывается, как он распределен между кварками и глюонами внутри протонов и нейтронов, мы получим ключ к тому, чтобы пробовать формировать вещество с заданными свойствами.

— А собственно детальная научная программа на NICA — список экспериментов — уже формируется? Или еще не приступили?

— Очень хороший вопрос! Мы приступили к формированию списка участников экспериментов ровно в тот момент, когда начали забивать первую сваю в основание здания будущего коллайдерного комплекса, то есть четыре года назад. А сама экспериментальная программа формируется международным сообществом уже около десяти лет. Проведение эксперимента — это в первую очередь люди. Привлечь и заинтересовать одним движением, одним щелчком несколько сотен высококлассных специалистов невозможно. Как мы уже говорили, людей можно увлечь только задачей.

С первой сваи мы начали формировать международные научные коллаборации: MPD (Multi-Purpose Detector) и SPD (Spin Physics Detector). Тяжелоионная коллаборация MPD сейчас насчитывает более 800 человек, разбросанных по всему миру. Как только начнется эксперимент, все они будут целиком задействованы. Пока участники коллаборации собираются два раза в год для уточнения будущей научной программы и деталей своего участия, проведения экспериментов. В MPD уже сформирован и утвержден так называемый эксперимент первого дня — first day experiment. До запуска коллайдера еще 2,5 года, но программу сейчас можно изучить и увидеть, какие системы детектора будут задействованы в работе, что за чем будет собираться и как анализироваться. Этот first day experiment, как некая капсула времени, ждет своего часа. Коллаборация на втором детекторе SPD начнет свои эксперименты примерно еще через четыре года после запуска первого детектора на проекте NICA, но и она уже насчитывает порядка 250 человек из 20 стран мира.

— Институт занимается еще и созданием и внедрением различных инноваций, к примеру, подобных детектору взрывчатки и наркотиков. Над чем-то подобным еще работаете?

— ОИЯИ так устроен, что около 90% задач в его проблемно-тематическом плане относятся к фундаментальным исследованиям: получению новых знаний, исследованию новых свойств и пониманию природы явлений, получению систем с недоступными ранее характеристиками, изучению и пониманию природы фундаментальных взаимодействий, к теоретическим изысканиям. Наши прикладные достижения и исследования совершенно логично идут параллельно с фундаментальными, но являются попутным результатом.

Вот вы напомнили про детектор взрывчатых и наркотических веществ. Однажды наши физики, занимающиеся детекторами для большого физического эксперимента, заметили, что если облучать вещество нейтронами и при этом очень точно измерять спектр излучения от облучаемого вещества, то по нему можно очень быстро и точно судить о том, каков его химический состав. Это очевидные вещи, которые человечество уже сто лет знает. Но нужно было догадаться о точной временной привязке сигналов и разработать мобильную конструкцию. Именно в Дубне сумели создать компактный источник излучения с пучками частиц под определенные цели, то есть под обнаружение наркотических и взрывчатых веществ. И как одно из воплощений этой инновации — приборы, созданные по технологиям ОИЯИ.

Стойки серого цвета под названием «Янтарь», выпущенные совместным предприятием ОИЯИ и НПЦ «Аспект», сейчас стоят на входах всех российских аэропортов и железнодорожных вокзалов, а также за рубежом. Это те самые детекторы взрывчатых и радиоактивных веществ, использующие технологии из физики высоких энергий.

Еще одно прикладное направление, развитое в промышленных масштабах у нас (спин-офф, как сейчас модно говорить), — исследование радиационной стойкости космической электроники. Большинство электронных компонентов, используемых на отечественных космических объектах, тестируются на пучках ядер именно здесь, в Дубне, на нашем специализированном ускорителе-циклотроне. Дело в том, что из-за мощного радиационного излучения в космосе электронные компоненты очень быстро выходят из строя. Необходимо понимать, какие узлы у них наиболее чувствительны к такому излучению — к заряженным частицам, изучать спектр этих частиц, понимать слабые места в чипах и электронных узлах. Вот мы и помогаем коллегам продлевать сроки службы электроники на орбите.

Третий спин-офф для ОИЯИ довольно хорошо известен, это трековые мембраны. Еще академик Флеров предложил облучать полимерные пленки пучками заряженных ионов, чтобы в зависимости от энергии частиц можно было в этой пленке делать туннели (дырки) разных диаметров, (от десятков нанометров до микрон, с разной частотой, с разным распределением. Прежде всего, эта идея была применена для изготовления водяных фильтров. Технологии уже больше 20 лет, мы делаем подобные пленки для многих наших заказчиков не только в России, но и в Китае и Германии. Несколько лет назад предложили на основе этой технологии делать фильтры для очистки крови. Подобные фильтры применяются в медицине — при проведении операций или в аппаратах «искусственная почка». Мы производим такие фильтры в Дубне. Основной заказчик всей этой продукции у нас — Китай, но и в России они нашли применение.

Совсем новое использование эта технология обрела в марте 2020 года, когда наши физики, занимающиеся фильтрами крови и фильтрами для различных газов, веществ, жидкостей и прочего, предложили применять фильтры для борьбы с коронавирусной инфекцией

Пленки, которые мы облучаем, химически стойкие, поэтому их можно мыть в любом растворе: кислотном, щелочном, убивающем вирусы и бактерии. В отличие от обычной пленки, такие полимерные мембраны очень долговечные, из них можно делать многоразовые защитные картриджи для защиты органов дыхания и кожных покровов. Увы, в России пока не заинтересовались нашим предложением — оно очень долго проходит межведомственные согласования, но зато итальянская индустрия уже успешно внедрила у себя по запросу одного из наших институтов-партнеров эту разработку в серию. Такие ядерные мембраны можно использовать крайне эффективно и в тест-системах для быстрой диагностики коронавируса.

Расскажу еще одну интересную историю, связанную с ковидом. Мы на нашем реакторе — на нейтронном источнике, вместе с фармацевтами провели очень интересное исследование стенок клеток с точки зрения их резистентности (то есть сопротивления) к проникновению коронавируса сквозь них. Полученные нами результаты уже опубликованы и применяются для изготовления медицинских противокоронавирусных препаратов.

Предмет гордости ОИЯИ — это и то, что мы в последние годы стали одним из крупнейших мировых узлов по хранению научных данных. В недавнем декабрьском мировом рейтинге 500 самых быстрых систем обработки данных мы в первой двадцатке. Скорость передачи данных в этих рекордных системах обработки — 400 гигабит в секунду. Дубна предоставила свои ресурсы для хранения и обработки данных ЦЕРНу и, кстати, Всемирной организации здравоохранения для глобальной базы данных по COVID-19.

— Что вы думаете по поводу состояния нашей российской науки сейчас? ОИЯИ — яркий международный центр, мощная международная коллаборация. Но в каком окружении он, на ваш взгляд, существует в России? Как к науке в целом относятся в стране?

— Ответ на этот вопрос многогранен. По счастью, турбулентности в политике почти не влияют никак на науку. Россия остается открытой к международному научно-техническому сотрудничеству, участвует в крупнейших и очень ярких экспериментах мира. Очень важно, что нас там признают ключевым партнером. Мир видит в нас сильную научную державу, признает нас частью элитного научного клуба. Это на самом деле так. А ОИЯИ — один из замечательных образцов того, как Россия на своей территории может организовывать международное научное сотрудничество — этот эксперимент работает уже 65 лет. Наш институт растет и крепнет при стратегической поддержке страны его местопребывания — России. Надо сказать, что и мы в ответ даем поводы для гордости.

Сегодня ОИЯИ входит в тройку крупнейших по численности персонала международных межправительственных организаций и находится на шестом месте по объему финансирования в мире

С точки зрения состояния российской науки и национальных интересов меня лично тревожит то, что союз «государство плюс наука» не выполняет пока важнейшую функцию пространственной балансировки или сетевой связанности страны человеческим ресурсом и — в хорошем смысле — «удержания территории». Поэтому мы наблюдаем большую миграцию научных кадров в Москву и Санкт-Петербург. Есть, несомненно, отток из страны. Он небольшой. У нас в последнее время количество исследователей растет, доля молодых увеличивается. И тем не менее соседи тоже не дремлют. Мир — открыт, мы — открытая страна. Те, кто не смог удовлетворить свои амбиции, например, в каком-то регионе России, а дальше в Москве, выбирает для себя более, скажем так, привлекательную среду. Мир, кстати, не просто открыт, он агрессивно борется за таланты и интеллектуальный ресурс. Валютой второй половины 20-х годов XXI века будет человеческий капитал — талантливые высокообразованные кадры. И вот мне кажется, что одна из миссий российской науки, которая не выполняется, то есть не реализуется, — это обеспечение пространственной связанности территории за счет поддержки развития человеческого капитала. Если сделать сбалансированные, комфортные условия, чтобы человек, хороший ученый, хороший исследователь, инженер, приезжая в регион, мог не думать о том, чем кормить семью и где он будет жить, а заниматься только исследованиями, мы тем самым сделаем эффективную внутреннюю академическую мобильность и абсолютно точно остановим вот эту миграцию в сторону столицы и из столицы уже за границу. Россия должна сформировать такую национальную научно-технологическую доктрину, которая позволит нам стать одной из самых привлекательных территорий в мире, предлагающей самые комфортные условия для проведения исследований.

Отмечу, что еще одним важным аспектом является имидж науки, в том числе как социально полезной и, если хотите, престижной сферы деятельности. И здесь тоже важно проводить последовательную линию на популяризацию научной отрасли в нашем обществе, прежде всего, восхищая молодое поколение — чтобы дети мечтали стать учеными. Мы также стараемся делать свой скромный вклад в этом направлении. Например, совместно с правительством Московской области и городом Дубной планируем в сентябре 2021 года открыть новый физико-математический лицей им. академика В.Г. Кадышевского в нашем наукограде.

Дальше можно говорить про другие разные беды: про барьеры миграционного законодательства, сложности, связанные с закупками, про то, что научные исследования — это услуга в современном законодательстве, про недельные ожидания поставки расходных материалов и биообразцов из-за границы, про многое другое. На мой взгляд, это все опять же потому, что у научной деятельности нет особого статуса в государстве, который придавал бы ей особую системообразующую роль. А ведь научная деятельность — один из главнейших приоритетов развития любого современного государства. Она дает вклад и в создание высокотехнологичного сектора экономики, и в демографию, и в образование, и в территориальное развитие, и во все остальное. И конечно, в национальную безопасность и технологическую независимость. А национальной нашей целью должно быть превращение научных исследований и разработок и связанной с ними высокотехнологичной промышленности в отрасль экономики, которая будет производить не меньше трети, а лучше половины странового ВВП.

Во многих странах мира у науки есть особый статус, прописанный в законах. Этот статус, кстати, например, в Китае дает право на риск недостижения запланированного результата в фундаментальной и поисковой науке. У нас такого положения нет, но есть обратные строгие меры. То есть у нас в обмен на бюджетное финансирование исследований ты должен выдать наукометрический результат, причем несколько раз в год отчитавшись за этапы. Это приводит к совершенно непотребной бюрократии и огромному числу транзакционных издержек. А главное — к ложному целеполаганию: не достижение новых знаний и инноваций, а достижение заранее спланированных цифровых показателей и объемов. Но фундаментальная наука так не делается, да и прикладная тоже. В прикладной науке, кстати, процент внедрения в лидирующих странах достигает 20–30%. Да и бизнес должен захотеть прийти в науку. Поэтому, конечно, у научной деятельности должно быть право на риск. В Китае, например, оно сформулировано следующим образом: если ты получил бюджетное финансирование и доказал, что ты все усилия предпринял для получения результата, но ты его не достиг по объективным причинам, — тобой не занимаются надзорные и проверяющие органы. То есть никто не обвинит тебя в нецелевом расходовании средств. Но это лишь одна сторона этого аспекта. Другая составляющая — это ответственность ученого перед обществом, которое обеспечивает ему возможность заниматься любимым делом. Вот в этом направлении нам также предстоит очень многое сделать.

При этом хочу особо подчеркнуть: мы должны больше говорить о том, что наша наука на самом деле успешна. Она во многих областях очень конкурентна, есть чем гордиться — и мировыми достижениями, и талантливыми кадрами, и исследовательской инфраструктурой, активными научными школами. Но развитием и поддержкой науки нужно заниматься так же серьезно, как поддержкой остальных государствообразующих систем: энергетики, медицины, промышленности, безопасности. Не бесконечно реформировать и выжимать из ученых, кстати, одной из самых интеллигентных, образованных и патриотичных, а отнюдь не самых ершистых частей нашего гражданского общества, небывалой производительности труда и результат на-гора. Исследователи России — одни из самых эффективных в мире. В этом легко убедиться, если внимательно посмотреть на результаты национальной фундаментальной и поисковой науки относительно вложенных в нее бюджетных ассигнований и сравнить себя по этому показателю с другими ведущими научными державами.

Мне как представителю российского научного сообщества отрадно, что последние несколько лет слова о ключевой ставке государства на науку и на инновации очень серьезно и настойчиво звучат из уст наших самых высоких руководителей. Есть абсолютное понимание необходимости научно-технологического рывка и опережающего развития наукоемких секторов экономики. Государство на самом высоком уровне отчетливо понимает, что если проиграть научно-технологическую гонку, то будет проиграна и экономическая. Но наука, как пациент и как профессиональный спортсмен, требует системного «медицинского» обслуживания: регулярного анализа и диагноза, комплексного лечения и профилактических мер, а не реанимации для последнего рывка или уколов для снятия симптомов. Вот посмотрите, с армией и МЧС, с медиками в пандемию как эффективно получилось — только системными мерами и полноценной стратегической поддержкой от государства. Из ученого не последние соки выжимать нужно и дрессировать, его любить нужно! Развитие научных исследований — системная долгая история, на которую нужно тратить большие ресурсы — административные, и финансовые, и любые другие. По-другому не получится.

Беседовал Андрей Резниченко, ТАСС